Моя нечестивая жизнь - Страница 110

110

Если Библия непристойна, то в опасности мы все. Нет, я не стала утешаться подобной мыслью. Я действовала. Другого выхода не было.

Колокольчик на крыльце кабинета звонил день и ночь. Жизнь моя не протекала в праздности, напротив, работы у акушерки было предостаточно. Да и семейных забот хватало. Моя дочь росла, превращалась в юную леди. На мне были дом, сад, лошади, поглупевшая с годами Грета с ее истериками. Я следила, как дочь учится, водила ее на уроки танцев, по субботам устраивала салоны, и Аннабелль для сливок нью-йоркского общества исполняла на «стейнвее» трогательные музыкальные этюды и пьесы. И пока я вертелась как белка в колесе – дома и в медицинском кабинете, мистер Комсток тоже не бездействовал, он все давил и давил виноград, свои «гроздья гнева».

Так почему я не вспоминала о нем? Почему не предприняла никаких мер? А все потому, что Враг мой оказался куда хитрее, чем предполагали мы с Чарли. Он действовал исподтишка, тайно. Он брал коварством, а не напором. К своим жертвам подбирался незаметно – под прикрытием чужих имен, фальшивых документов, поддельных адресов. И только подобравшись вплотную, нападал. О, какими только именами он не подписывался. Анна Рэй из Вашингтона, Элла Бендер из Сквон-Виллидж, миссис Сэмлер из Чикаго. Нет, не был он никаким крестоносцем, он был змеей, бесшумно подползающей к жертве. Интересно, сочиняя свои подметные письма от имени женщин, он переодевался в женское платье? Хлопал ли ресницами и надувал губки, когда писал льстивое и умоляющее послание – например, несчастному доктору Э. Б. Футу? Этот был уважаемый врач, публицист, достойный христианин. Под маской миссис Сэмлер Комсток написал доктору Футу несколько писем, заманивая того в ловушку.

Дорогой доктор Фут, я преданная почитательница Вашего таланта и Ваших книг «Прямой семейный разговор» и «Здравый смысл в медицине». Не будете ли Вы так любезны и не подпишете ли для меня эти книги?

В своих книгах доктор Фут давал несведущим профессиональные советы по самым разным медицинским вопросам, в том числе и по части предохранения от зачатия. И за их рассылку, согласно закону Комстока, доктора арестовали. Опозорили. Разорили. Присудили штраф в двадцать пять тысяч. Ввергли его семью в нищету.

Комсток был подл, как речной вор или член Тараканьей Банды, рассказывали (фрейдисты этим очень бы заинтересовались в этом новом веке, до которого я дожила), что в кармане он таскает резиновую змею и пугает детей. Правда, обычно он извлекал из кармана жетон почтового чиновника и кричал: «Вы арестованы!» Его жертвы месяцами гнили за решеткой в ожидании суда, здоровье их подтачивалось, семьи распадались, репутация рассыпалась в прах.

В те годы (еще до охоты на меня) мистер Комсток собрал тридцать тысяч фунтов так называемых непристойных материалов. Что же он сделал с такой грудой похабщины? Мы с Чарли шутили, что старина Тони наверняка садится у камина с Библией, между страниц которой воткнуты порнографические открытки, и читает столь увлеченно, что не замечает, как вспыхивают его красные пижамные штаны. Не к добру мы так веселились.

– Да он предпочитает иметь дело с обнаженными красотками, а не с акушерками, – смеялся Чарли. – Небось прибыла очередная колода карт с голыми дамами, так что Мадам мигом вылетела у него из головы.

И казалось, Чарли прав. В течение года мое имя больше не всплывало в газетах. Комсток не давал о себе знать.

Впрочем, как и моя сестра. Если чей-то образ и преследовал меня, то это был образ не Энтони Комстока, а Датч. Минуло тринадцать месяцев с того дня, когда она выбежала из моей гостиной. Гд е она? Гд е бы ни была, ей за меня стыдно. Роскошь моего дома не подкупила Датч. Она считает, что я ее недостойна. И счастлива ли она? Вряд ли. Суровый муж. Мечты о ребенке. Любовник. Тайны. Одна из которых – я, ее позор. Если бы кто-нибудь узнал, что дьяволица Мадам Де Босак приходится ей сестрой, Датч умерла бы со стыда. Я начинала верить, что видела ее в последний раз.

Но в самую холодную неделю февраля 1880-го, сразу после завтрака, я услышала звон колокольчика, а затем голос Мэгги, возражавшей кому-то. Из зала донеслись звуки какой-то суеты. Наконец ко мне явилась Мэгги и доложила, что в зимнем саду меня ждет миссис Лиллиан Риардон. Моя сестра.

Я кинулась вниз по лестнице, распахнула дверь:

– Датч!

Она стояла неподвижно, лицо застывшее.

– Прости, прости, я хотела сказать – Лили, – зачастила я, с трудом сдерживая волнение. – Я так рада видеть тебя, милая моя сестра… Ох, прости, милая моя школьная подруга. Как хорошо, что ты вернулась.

Датч молчала, стояла все такая же окаменелая, не глядя на меня.

– Думала, уже никогда тебя не увижу…

– Обстоятельства переменились, – тихо сказала она.

– Ты здорова?

Она криво улыбнулась и принялась крутить свадебное кольцо с бриллиантом на пальце левой руки, будто сам палец хотела оторвать.

– Ты вся дрожишь, милая.

– Правда?

Я отвела ее в гостиную. Мэгги принесла нам чай.

– Никому не говори, что я здесь, – прошептала Датч, когда Мэгги ушла. – Пожалуйста, Энн. Ты доверяешь прислуге? Они не проболтаются?

– Мои слуги умеют хранить секреты. Я им хорошо плачу именно за это.

– Твоя горничная…

– Мэгги?

– Она видела мою визитку год назад. Она знает мою фамилию. Ван Дер Вейл.

– Бедняжка с трудом умеет читать. К тому же у нее есть кое-какие и свои тайны.

– Какие тайны?

110