Моя нечестивая жизнь - Страница 121

121

– Это мне наказание, – сказала Датч. – Испытание. Теперь я это понимаю. И я должна выдержать его.

Мое испытание и ее испытание стремительно приближались. Мое должно было случиться первого апреля, а ее муж Элиот вернется двадцать первого апреля. Положение сестры давило на меня тяжким грузом. Если она станет свидетелем обвинения, то ее показания будут против меня. А если я окажусь в тюрьме, кто примет у нее ребенка? Элиот прибудет в Нью-Йорк уже через шесть недель, и оставшиеся дни протекут в допросах и ожидании. Все одно к одному.

В среду, одиннадцатого марта, на наше крыльцо прилетела сорока и раскричалась.

– Мама говорила, что сорока – это знак скорой смерти, – припомнила я с испугом.

– К нам и прежде сороки прилетали, – ответил Чарли с напускной безмятежностью. – И все живы.

Слова его не убедили и в малой доле. Он пытался развеселить меня в своей привычной манере – добывая монеты у меня за ухом, находя розы под подушкой, но все эти фокусы не разогнали моей тоски. По жалости в его глазах, по его смущению, по тому, как он сжимал свои крепкие челюсти, я угадала правду: он уже поставил на мне крест, смирился с тем, что я проклята.

В пятницу, тринадцатого, Чарли положил на кровать ботинки.

– Сколько раз я тебе говорила, что это к несчастью! – крикнула я.

Он усмехнулся, и я резко вскочила. Стул упал ножками вверх, что тоже было не к добру.

– Господи, это же все вздор! – заорал Чарли. – Все эти твои стулья, сороки, тринадцатые числа. Вся эта ахинея!

– Это похуже будет, чем ежели во время ужина погаснет лампа, – убито сказала я.

– Боже, в твоем ирландском мракобесии нет и капли разума. И логики.

– Комстока не убедят ни твой разум, ни твоя логика. Он святоша. С ним Бог! Его Бог и отправит меня в тюрьму.

– Если Бог существует, то он не допустит, чтобы ты попала в тюрьму. И мы не допустим.

– Как? Убьете меня?

– Не обязательно. Но за ценой не постоим.

– Может, мне просто сбежать? Сяду на корабль и уплыву в Калифорнию.

– В Калифорнию?

– Ну да. Поедем! Все вместе. Или в Чикаго. Или в Бостон. Никто нас не найдет, никто не узнает. Отправимся в путь затемно, возьмем только то, что можем унести. Я скорее убью себя, чем вернусь в тюрьму.

На лице Чарли возникла озадаченная улыбка.

– Бежать? Это так на тебя непохоже.

– Я оставлю записку.

– И что в ней будет написано?

– Что я решила свести счеты с жизнью, спрыгнуть с моста.

– Но вместо моста ты отправишься в Париж.

– А через некоторое время вы и Белль ко мне присоединитесь.

Чарли уже улыбался вовсю.

– Некоторое время – это сколько? Полгода?

– Полгода, думаю, будет достаточно.

Наш нелепый план походил на ребячество. Словно игра такая.

– Но кто в это поверит? – обреченно произнесла я. – Они начнут охоту на нас. Будем вечно жить в бегах.

– Париж. Неплохо. Или предпочитаешь Лондон?

– Ты не приедешь. Отошлешь меня, освободишься. Я отправлюсь за океан, а ты пополнишь ряды скорбящих вдовцов. Я так и слышу, как ты причитаешь, Чарли. «Боже, как же без нее жить, Боже, я этого не вынесу». Бедный-бедный вдовец Джонс. Будешь бродить по берегу реки, изображая, что ищешь мое тело. Самоубийство – смертный грех, душа миссис Джонс не обретет покоя и так далее. Такая грустная история. А сам тем временем приберешь к рукам все банковские счета, дом и конюшни со своими любимыми лошадьми. Затем найдешь себе прехорошенькую профурсетку, чтобы воспитывала нашу дочь, бедненькую сиротку. Разумеется, за тобой будут бегать все бабы с Пятой авеню. За тобой и за твоими деньгами. Ведь для всех я умру. Но где же я буду на самом деле? Все равно что в могиле! Буду торчать на чужбине, не решаясь вернуться домой, где меня сразу закуют в кандалы.

В смеющихся глазах Чарли не было и намека на жалость. Ему нравился мой план. Я останусь живой. А он свободен как ветер.

– Ты должна мне доверять. Отличная мысль. Просто сбежать. Изобразить свою смерть. Доверься уже мне наконец!

Он сидел передо мной, такой красивый в своей майке. Но меня он не обманет. Никогда не доверяй мужчине, который просит поверить ему. Правда, он постарался вызволить жену из тюрьмы. А очень ли старался? Я же толком ничего не знаю.

– Нет, все-таки я испытаю судьбу, потягаюсь с мистером Комстоком.

– Угомонись. Я бы на твоем месте начал собирать вещи.

– На моем месте ты бы был такой же дурной, какой считаешь меня.

– Это была твоя идея, милая. Я просто сказал, что поддерживаю тебя. Если ты в игре.

В тот пятничный день Аннабелль ждала в гости своих подруг, хотела устроить для них концерт. Бедняжка ничего не ведала о злой судьбе матери, о беде, обрушившейся на нас. Белль расставила стулья, посадила на пустые места кукол и пригласила меня, Чарли и Датч пополнить ряды публики. Но день пролетел, а никто из подружек так и не объявился. Ни Сильвия, ни Дейзи, ни Маргарет. Матери не отпустили их. Аннабелль караулила у окна, глядя на экипажи, едущие мимо дома. Ни один из них не остановился у наших ворот.

– Ну и пусть! – прошептала она. – Ненавижу их.

Она села за рояль и заиграла. Звуки, которые извлекали ее пальцы, были сущей пыткой: ведь может случиться так, что я больше не услышу этой чарующей музыки, не увижу, как склоняется ее голова над клавишами. Я вскочила и кинулась по лестнице вниз.

– Мама! – крикнула вслед дочь. – Не уходи! Ты не можешь уйти!

121