– Обещаешь ли ты любить, почитать и преклоняться?
– Я был бы дурак, если бы не пал к ногам Энни Малдун. Обещаю.
– Обещаешь ли ты любить, почитать и быть послушной? – спросил меня Робинсон.
– Обещаю, – сказала я, пропустив мимо ушей «быть послушной», что впоследствии обернется многими невзгодами.
Робинсон забормотал о всемогуществе Господа, о Святом Духе, который осенил то да се, но мы его не слушали. Главное для нас было не засмеяться или не расплакаться. Никаких роскошных колец у нас не было, и флердоранж никто не раскидывал. А вот свадебный торт имелся – шоколадный, щедро пропитанный бренди, посыпанный мускатным орехом, утыканный цукатами. Испекла его миссис Броудер. Мы съели торт, и к одиннадцати часам утра со свадьбой было покончено. Вся процедура заняла полчаса. Отныне я была миссис Джонс со всеми вытекающими последствиями.
Опущу занавес скромности над первой супружеской ночью, но у нашего ложа никакого занавеса не было в помине. Ложе, впрочем, тоже отсутствовало. Имелась только бедная комната в пансионе на Вильям-стрит за пять долларов в месяц. В нашем распоряжении были топчан, хромоногий стол, пара тарелок. Ничего такого, только вечно возобновляемый спор… все о том же.
– Пожалуйста, – умолял он.
– Нет, – отвечала я.
– Мы женаты.
– Ну и что? Не буду.
– Почему?
Я вытирала слезы и поворачивалась лицом к стене:
– Не хочу быть матерью только ради того, чтобы умереть. Не хочу плодить сирот.
– Каких еще сирот? Ради бога. Ты моя жена.
– Не отрицаю.
– Так чего же ты хочешь?
– Не хочу страдать! Как эта толпа истекающих кровью девчонок с Чатем-стрит.
Бледные щеки Чарли залила краска.
– Истекающих кровью? Так хочет природа, скажешь, нет?
– А я не хочу! И желаю избежать! – прорыдала я. – Просто для примера. Не хочу, чтобы у меня была ФИСТУЛА!
– Фистула?
Я не стала ему объяснять, что мягкие ткани женского организма от деторождения изнашиваются и начинают протекать, словно рыболовная сеть, и текут всю оставшуюся жизнь.
– Мужчине это знать негоже.
Он сел на постели и закурил. Сидит голый и пускает дым в потолок.
– Но мы ведь женаты. У мужчины есть свои желания. Ты меня совсем не любишь?
– Мне больше некого любить.
– Ну, если так, веди себя, как полагается жене.
Он не брал меня силой, храни его Господь. Хотя мог. Но не стал. У бедняги был пунктик.
– Господи Иисусе, Экси.
– Еще не время. Проживем чуть-чуть подольше. Спасем мне жизнь.
– О, растак твою.
Мы были женаты три месяца, но я держалась стойко. Как-то утром, после долгой и болезненно сладкой борьбы, он совсем уж было изготовился, но я исхитрилась извернуться.
– Боже! То ты горячая и на все готовая, а пройдет минута – и делаешься холодна, как дохлая макрель, – воскликнул он. – Мы женаты, черт бы тебя драл, так что будь послушна, как обещала на свадьбе.
– Это убьет меня, как убило маму.
– Я первым тебя убью. – Чарли вспыхнул и принялся натягивать штаны.
– Чарли!
Он в ярости выбежал вон. Потолок скрыла пелена слез. Он убьет меня или бросит. Это несправедливо. Он желает одного. А я другого. Прежде у нас было одно общее желание: распрощаться со своим сиротством. С одиночеством. И вот мы не одиноки. Мы поженились. У Чарли есть работа в «Гералд». А мне всего один квартал до Эвансов, где мой лежак больше не стоит у печи, а, сложенный, покоится в чулане. У меня есть банка со сбережениями и обещание выдать куда большую сумму, когда мне стукнет двадцать один. И у нас нет иных преград, кроме отношений мужчина-женщина, которые способны свести меня в могилу. Отплакавшись, я оделась и отправилась нести вахту на Чатем-стрит.
Миссис Броудер потела в кухне над бараньей ногой.
– Припозднилась, девочка.
Я повесила пальто на крюк.
– Что случилось?
– Ничего особенного.
– Беды молодых возлюбленных, да?
– Он мне проходу не дает.
– Это долг жены, милая моя.
– Тогда я не хочу быть женой.
– Удачи тебе, в таком случае. Только кем ты тогда будешь?
А кем я могу быть, кроме жены и служанки? Где же вы, любовь во имя самой любви, где сердечные радости? Миссис Броудер дала мне маленькую белую книжку под названием «Советы жене» с закладкой на той странице, где автор, мистер Чевассе, поместил свой самый главный совет. Как только леди выходит замуж, романтические бредни школьницы исчезают, уступая место суровым реалиям жизни, и тогда она понимает, порой заплатив немалую цену, что жена-хозяюшка ценится значительно выше, чем жена-модница или даже образованная женушка. Я-то была, вне всякого сомнения, хозяюшкой, вот только та часть брачных обязанностей, за которые женщины расплачиваются здоровьем и жизнью, мне не давалась.
В сердцах я загремела чайником и понесла наверх завтрак для Фиби, крупной женщины, которую нездоровье уж который день держало на четвертом этаже. Родила она с задержкой на неделю. Будь я на ее месте, наверняка бы давно отдала богу душу. Колени у нее были толстые, как березовые пеньки, и я знала, что у нее «молочная нога». Целый день я угрюмо размышляла. А с наступлением вечера завернула в салфетку остатки обеда и направилась домой – в нашу комнату, к мужу.
Но мужа дома не было. А вот бурое пятно на потолке имелось – в форме птичьей головы. В тусклом свете две тарелки дожидались на столе, одна щербатая, другая целая. За окном суетились голуби, опускались на карниз, сладко бубнили что-то явно непристойное своими гнусавыми голосами. Соседи наверху стучали каблуками, потолок подрагивал. Запах капусты лез изо всех щелей. Сменная рубаха Чарли висела на крючке, и я надела ее, вдыхая запах табака и типографской краски. Я ждала, не снимая рубашки, но Чарли не пришел. Не прикоснувшись к ужину, я заползла под одеяло на топчан. Когда Чарли был рядом, наши тела сплетались в клубок. Сейчас я могла вытянуться.