Мои юбки издавали легкий шелест, который изысканным шепотком стлался над паркетом, когда в вестибюле я сняла свою шляпу и прошла в первую гостиную, обставленную изысканными парчовыми диванами и креслами алого генуэзского бархата с кружевными накидками на спинках. Ни одной уличной крысе или кухонной замарашке вроде меня прошлой и не мечтается пройтись роскошным коридором, заканчивающимся зеркалом в золоченой раме и отражением – портрет хозяйки дома 26 лет от роду. И меня всякий раз поражало, что миссис Энн Малдун Джонс каким-то образом проникла в зеркало благородной дамы.
Всякий раз, когда я оказывалась одна в зеркальном коридоре, я восхищалась прекрасным отражением. Привет, как дела, миссис Джонс? – вопрошала я. Все замечательно, и тебе счастливого дня, селедка Экси, не слишком-то зарывайся.
По правде говоря, мне не верилось, что зеркало с Либерти-стрит надолго сохранит этот шикарный образ. Удача всегда пробуждала во мне подозрительность. В голову лезли мысли о скоротечной чахотке, что однажды ночью явится по мое дыхание. Вопреки тому, что наши действия, явно шедшие вразрез с законом, охватывали весь город, никого не арестовали, и было ясно как день, что если когда-нибудь кого-нибудь и схватят, это буду я. Но судьба покамест мне улыбалась, почему бы и мне не улыбнуться в ответ, будь передо мной раззолоченное зеркало или застекленная дверь? За дверью находилась библиотека. Черная лестница вела вниз на кухню. Вверх – в комнаты Мэгги и кухарки Ребекки, еще одной бывшей моей пациентки, они жили на четвертом этаже. На третьем этаже располагалась детская с кукольным домиком и школьной доской, где моя дочь, мисс Белль Джонс, играла на спинете и под руководством гувернантки учила буквы. Освещаемый газовыми лампами коридор вел в нашу с Чарли спальню: камчатные шторы, камин, облицованный резным дубом, кровать розового дерева с поистине королевским изголовьем – гербы, гирлянды, полумесяцы, копья, доспехи и много чего еще.
Королева Джонс, называл меня Чарли. Я возлежала на подушках в своей роскошной ночной сорочке, а он являлся, закутавшись в мохнатое покрывало, и мы играли в Ее Величество и Его Величество, воплощали в жизнь Королевский Протокол Джонсов (сперва миссис Джонс вынимает руку из рукава, чтобы продемонстрировать белое плечо, а затем оголяется другая рука, являя мощный бицепс мистера Джонса, но традиция, не говоря уже о химикалиях любви, требует, чтобы от остальной одежды избавлялись куда проворнее). В такие ночи Чарли был для меня огнем в стеклянном шаре уличного фонаря, обращающим все сомнения в дым, так что иногда средь бела дня, за рутинной работой в конторе или в клинике, меня вдруг пронзала сладкая судорога и я отдавалась чувствам, вспоминая его ласки, поцелуи и нежные слова. Я млела, и таяла, и не могла его дождаться, а он приходил глубоко за полночь, и ревность тотчас хватала меня за горло.
Детей мы больше не завели. Мы давно уже забросили всякие методы предохранения (французский и иже с ним), тем не менее столь расстраивавший нас красный флаг появлялся регулярно, и не было ему никакого дела до поглощаемых мною громадных объемов корня черного кохоша, чая из листьев малины; красный флаг чихать хотел на гадкую процедуру, которую я проделывала регулярно с яичным белком, пытаясь вызвать sheehogues, чихать он хотел на долгие молитвы и горсти соли, что я бросала через плечо, призывая удачу, – я оставалась пустой, как море возле Баттери морозным утром.
И всякий раз при его появлении я сгибалась пополам от боли и никак не могла найти для себя лекарства.
Мое состояние доктор Ганнинг описывал непроизносимыми словами. Читая его книгу, я испытывала омерзение и страх разом.
Дисменорея состоит в экссудации коагулирующей лимфатической оболочки матки в полость матки и выбросе ее из полости по частям, отсюда исключительные боли, которыми сопровождается это недомогание. Лечение заключается в местном отсосе крови из малого таза каждые две недели вкупе с очищением желудочно-кишечного тракта и овощной диетой.
Имя доктора Ганнинга часто появлялось в газетах, он был одним из самых знаменитых врачей того времени, так что я поступила согласно его рекомендациям. Грета, благослови ее Господь, удалила у меня кровь из нижнего таза, хотя сама она жаловалась на боли пуще моего. Я следовала унылой овощной диете и периодически очищала кишечник, тем не менее всякий раз мой цикл неизменно отправлял меня в постель с мигренью, коликами и тошнотой. Других детей у меня не появилось. У Белль не было ни сестры, ни брата – впрочем, как и у меня. Мне все столь же отчаянно хотелось отыскать Джо, повидать Датч, которая уплыла в синюю даль и больше мне не писала. Даже ее лживая мать, миссис Эмброз, не дала себе труда писать мне фальшивые послания. Почему? Несомненно, она дозналась, что вся ее ложь раскрылась, что Датч все знает. Подлинное происхождение Датч, сироты, папистки и беспризорницы, наверное, стало достоянием гласности. Что касается Джо, никакой информацией не располагаем, сказал мне мистер Дж. Морроу из Общества помощи детям.
Дорогая миссис Джонс, более двух тысяч детей иммигрировали на запад из Нью-Йорка в 1860 году, у нас нет своих полевых агентов, чтобы отслеживать судьбу каждого из них.
После чего лично он и Общество перестали отвечать на мои письма.
Масштабы моей тоски по большой мирной семье понятны, если я опишу свою мечту: наши малыши играют у камина, а кузены, дядюшки и тетушки вьются вокруг меня и Чарли, да и Белль окружена толпой родственников.