В конце недели она мне его передаст. Я стала плохо спать. Каждую ночь ко мне являлся маленький Джонни.
– Ты скрипишь зубами во сне, – как-то сказал Чарли встревоженно.
Когда настал день, Сьюзен Эпплгейт передала мне тысячу долларов – четыреста для миссис Райдер, остальное за палату, питание и услуги. Она сунула деньги резким движением, чуть ли не швырнула в ярости.
– Примите это от моей дорогой мамочки, здесь также кровавые деньги от этого поганца Адольфуса! Знали бы вы, как я его ненавижу! Ненавижу! Для него это всего лишь деньги. Он расплачивается только долларами, а я расплачиваюсь…
Она смолкла, отвернулась.
– Бедное дитя. – Я обняла ее. – Миссис Райдер придет завтра, если вы не передумали. После этого мы перекроем вам молоко.
В эту ночь я не спала совсем. Кэтрин Райдер пришла в шесть утра. Пуговицы на груди, казалось, вот-вот отлетят. Приятно было думать, что у Дэйви еды будет в изобилии. Мы поднялись по лестнице, где на площадке стояла Сьюзен, прижимавшая к себе ребенка.
– Сыночек мой, – шептала она, и слезы текли по ее щекам. Она сняла с шеи серебряную цепочку, повесила малышу. – Помни, я твоя мама и я люблю тебя.
– Вы уверены? – в который раз спросила я.
– Берите его. Забирайте сейчас же! Быстро. Пока у меня не разорвалось сердце. Унесите его, умоляю вас.
Она почти кинула мне ребенка и быстро отвернулась. Я отнимала ребенка у матери, и меня била такая же дрожь, как и ее, кружилась голова, тошнило. Она сама этого хотела. Я не вырывала дитя из ее рук. Я не отнимала его. Я передала младенца Кэтрин, которая приняла его так же естественно, как если бы он был ее собственный, приласкала, заворковала – ведь правда же, какие мы красавчики?
– Не печальтесь, мэм, – сказала она Сьюзен, – я буду любить Дэйви как собственного сына.
После того как Кэтрин исчезла за поворотом лестницы, я хотела перевязать Сьюзен грудь, но она столь бурно рыдала, что я решила отложить процедуру.
Наутро юная мисс Эпплгейт поцеловала меня на прощанье. Лицо у нее было мрачное, но она больше не плакала.
– Благодарю вас, мадам. За все. За вашу доброту.
– Куда вы сейчас, дитя мое?
Она возвращалась домой. Мать с отцом примут ее обратно. Никто ничего не узнает, только родители и негодяй доктор Бенджамен. Она так рада, что не придется за него выходить. Я обняла ее и пожелала всего наилучшего. И Сьюзен Эпплгейт удалилась. Я смотрела ей вслед и никак не могла решить, рассказывать ли Чарли про миссис Райдер и маленького Дэйви. Когда его отлучат от груди? И возьмем ли мы его? По правде говоря, мне уже почти расхотелось: я отчетливо представила, как младенца опять отрывают от материнской груди, и эта картина меня расстроила.
После той истории я в новом свете увидела мамино горе, и смогла наконец понять мистера Брейса. Как и он, я забрала у матери ребенка, я ощущала горечь матери. В голове у меня снова зазвучал голос мистера Брейса: все, что я делаю, во благо. Мне вздумалось опять написать ему.
Уважаемый мистер Брейс, есть ли у вас новая информация о моем брате Джозефе Малдуне? Ему сейчас 17 лет, и, вопреки вашим добрым намерениям, он был разлучен со своими сестрами и потерял нашу фамилию. Я теперь обеспеченная женщина, и можете быть уверены, что я заплачу любую сумму за розыск.
Я отправила письмо, но надежды у меня было мало, и на следующий день я попросила Чарли нанять нового частного детектива.
– Сноп оказался прохиндеем, – сказала я.
Чарли согласился и предложил обратиться за рекомендациями в полицию, там наверняка знают надежных сыщиков, и на сей раз мы назначим награду за результат. В эту ночь мне пригрезилось, что сам мистер Брейс явился к нашей двери. Вот он, ваш маленький странник, сказал благодетель, держа за руку моего братца.
Через четыре месяца вовсе не мистер Брейс явился к моей двери, а Сьюзен Эпплгейт. Она поднялась на крыльцо, а двое сопровождавших ее мужчин ждали в экипаже.
– Я пришла за своим мальчиком.
Я пригласила ее войти, отметив про себя, что лицо у нее теперь не такое бледное, а на пальце искрится бриллиант. Она поведала мне, что отец заставил негодяя Адольфуса Эдвардса вернуться и принять на себя ответственность. Та к что она теперь миссис Эдвардс.
– Мы сами вырастим нашего сына, – дрожащим голосом произнесла она, – нашего маленького Адольфуса.
– Вот и чудесно, – сказала я, улыбаясь.
Не стать мне матерью крошке Дэйви. Разочарование мешалось с облегчением, что не мне придется расставаться с малышом, испытание это достанется Кэтлин Райдер.
Я вручила Сьюзен адрес миссис Райдер, и она поспешно удалилась. Глядя в окно, как они отъезжают, я представила воссоединение семьи. Вообразите себе мое смятение, когда Сьюзен с двумя джентльменами примерно через час вернулись – и все чрезвычайно рассерженные.
– Похитительницу Кэтрин Райдер не найти, – объявил мужчина постарше, – точно так же, как не найти и ребенка.
Отец Сьюзен, доктор Сэмуэл Эпплгейт, крепкий старик с красными щеками, размахивал у меня перед носом указательным пальцем, Сьюзен плакала, а другой джентльмен, которого я определила как негодяя Адольфуса Эдвардса, теребил рукава.
– Итак, мадам, – разорялся доктор Эпплгейт, – предъявите нам ребенка.
– Не я его родила, не мне его предъявлять, – ответила я, – виноваты эти двое.
– Я хочу получить обратно своего сына, – квакнул Адольфус. – Если вы немедленно его не вернете, я вас отволоку в участок, а оттуда вы попадете в тюрьму.