Моя нечестивая жизнь - Страница 33

Я перепугалась. Если миссис Броудер под мухой, рука у нее тяжелая, пару раз у меня была возможность в этом убедиться: один раз за то, что съела весь виноград, второй – за то, что устроила в кармане передника склад для крекеров. В руках она держала три грецких ореха. А также мое письмо, серое от размазавшегося карандаша и сажи.

– Я отодвинула твою койку, чтобы добраться до укатившейся луковицы, и вот что торчало в стене.

– Всего лишь орехи. Что такого?

Она взмахнула листком:

– Что ВОТ ЭТО такое?

– Это мое. Отдайте.

– Ты никогда не говорила, что у тебя есть сестра. И брат. Я расплакалась.

– Тише, тише, – перепугалась миссис Броудер. – Ну же, успокойся, милая моя.

– Я вам не милая. Я никому не милая.

– Ладно-ладно, как скажешь. Ты только успокойся.

Она ласково уговаривала меня, пока я не сдалась и не рассказала ей и про мистера Брейса, и про чету Дикс, и про сиротский поезд, и про преподобного Темпла и его жену. Миссис Броудер слушала, всхлипывала и то и дело повторяла:

– Бедный ягненок! Бедный потерявшийся ягненок!

А потом взяла меня за руку и потащила наверх к миссис Эванс.

Хозяйка полулежала на диване.

– Прилегла отдохнуть, – пробормотала она. Лоб у нее был в капельках пота.

Ну вот, сейчас меня и выставят на улицу. За вранье. За то, что украла лист дорогой бумаги. За то, что написала про бородавку доктора Эванса.

– Прочтите это, – попросила миссис Броудер.

Миссис Эванс взяла листок. Когда она закончила читать, лицо у нее было странное.

– Почему ты нам не сказала про брата и сестру?

По тону ее я поняла, что она не сердится. Миссис Эванс встала, дала мне леденец, нашла конверт и марку и подсказала, что написать на конверте. Главпочтамт, Рокфорд, Иллинойс.

«В собственные руки», – приписала миссис Эванс на обороте конверта своим крючковатым почерком.

– Тебе давно следовало мне все рассказать, – сказала она. – И вот что, я сама напишу в Общество помощи детям. Твой мистер Брейс очень знаменитый джентльмен, ты и не знала, да?

Я не знала. Мне было все равно. Я только помнила, что у него нос был как баклажан.

Миссис Эванс велела мне сбегать отправить письмо.

Той ночью под потолком возникло призрачное лицо мамы и проплыло над моим ложем. Мэри Малдун была в каком-то воздушном одеянии, черные ресницы резко выделялись на фоне бледных щек. Ты должна разыскать их, прошелестел призрак. Я вцепилась зубами в простыню, потом сунула большой палец в рот и не вынимала до самого утра.

И снова потянулись недели и месяцы. Ответа все не было. Ни строчки, ни слова. Миссис Эванс выполнила обещание и связалась с Обществом помощи. К великому сожалению, ответили ей, мы не в состоянии заводить досье на каждого сироту, которого отправили сиротским поездом. Адреса Датч или Джо у них не было. Похоже, сестра и брат пропали для меня навсегда.

– Не отчаивайся, – утешала меня миссис Эванс. – Однажды, когда ты меньше всего ожидаешь, придет весточка. Кто-нибудь да объявится.

Это правда: чужаки объявлялись у нашей двери ежедневно, но, увы, никто из них не был Малдуном. Френсис Харкнесс прибыла к дому 100 по Чатем-стрит однажды в мае, в воскресенье, под самый вечер. Мне уже исполнилось пятнадцать. У миссис Броудер был выходной. Миссис Эванс и доктор ушли в театр. Я сидела в библиотеке и читала «Основные принципы акушерства», глава «Множественность детей, или монстры» (про детей-монголоидов и сросшихся близнецов), когда у входной двери зазвенел колокольчик.

– Ох, кого-то принесло, – с досадой пробормотала я.

Мне было велено не впускать пациентов, если никого нет дома. Я продолжала читать, сражаясь со словечками вроде «родовой акт» или «лигамент». А колокольчик все звенел и звенел – мол, дело срочное.

– Вот же разорви тебя! – выругалась я, отложила книгу и выглянула в окно. К входной двери привалилась женщина, тело ее было согнуто пополам, рот она зажимала рукой. Я спустилась в холл и открыла дверь.

– Помогите! – задыхаясь, выговорила женщина.

Лет двадцати, веснушки, рыжие волосы в кудряшках.

– Акушерки нет дома.

– Умоляю! Помогите…

– Миссис Уоткинс с Лиспенард-стрит примет вас.

– Пожалуйста, впустите меня. – Лицо ее сморщилось, она проскочила мимо меня в дом. – О боже… – Женщина упала на колени, ее саквояж отлетел в сторону.

Она напомнила мне дворняжку, воющую на луну. Дышала она часто и неглубоко.

– Я рожаю!

Да и так понятно.

– Пожалуйста, помогите.

Я кинулась в клинику, сорвала с диагностического стола клеенку и одеяло и бегом вернулась. Женщина корчилась на полу. Холодея от ужаса, я подсунула под нее клеенку, обернула ноги одеялом. Хотя я уже дважды ездила с миссис Эванс принимать роды на дом, еще дважды помогала ей в кабинете, а наблюдателем выступала уж и не вспомню сколько раз, сама акушеркой ни разу не была. Скорей бы уже вернулась миссис Эванс! Но гостья дожидаться явно не собиралась. Я помогла ей избавиться от исподнего, соорудила из одеяла шатер над коленями. Женщина стонала и металась, а мне было так страшно – вдруг она умрет, как мама, а я даже не знаю, как ее зовут. Я же только и умею, что держать за руку, подавать воду да обтирать лицо. Жилы на шее у женщины вздулись, вот-вот лопнут, лицо сделалось багровым. Крепко упрись правой рукой в устойчивую основу пониже тела роженицы, вспомнила я и уперлась рукой в пол, а дальше как во сне проделала манипуляции, которые неоднократно наблюдала и о которых немало прочитала. Осторожно и тщательно я ощупала тонкую шейку малыша в поисках обмотавшейся пуповины. Вроде бы нет. По крайней мере, младенец не задушится. Остальное природа сама сделает. Я схватила женщину за руки и так сжала, что она вскрикнула и выгнулась в новой схватке.